звонить и говорить всякие привычные, смешные глупости, смеяться. Хочется тюльпанов и солнца. Хочется... Не знаю. Наверное, играть в две гитары и дуэтом петь.

Сегодня пока шлялась на Чистые пруды, отвозя документы начальнице матушки, пересеклась с Заром. Тяжелый человек. Сложный. При взгляде на него хочется задать всего два вопроса: Боже мой, за что же ты так люто себя ненавидишь, и чего так сильно боишься?

Но он, как водится, отводит глаза (он всегда их отводит) и примирительно поднимает раскрытую ладонь, произнося: это не тема для разговора. А я начинаю думать, что стоит ли эта правда того, что бы я её знала?

И все чаще понимаю: нет.

Мне не положено этого знать.

Пы. Сы. Прожигаю каникулы за шитьем и делами.
Смотрю фильмы и много думаю.

дошли руки воткнуть флешку в DVDшник. Особое, очень интересно-своеобразное чувство - сидеть, шить сорочку и поглядывать на экран.

-Человек, у которого "орел" выпадает 156...
- Уже 157
- 157 раз подряд, усомнится если не в законах природы, то в законе вероятности.

Я разгадала. Я поняла в чем дело.

"Розенкранц и Гильденстерн мертвы"

Они не мертвы. Их просто... Никогда не существовало.

"Смерть разная, трагичная, комичная, ироническая, внезапная, быстрая, долгая, красивая или уродливая, для всех возрастов"

"Голубовато-прозрачное утро, и человек, который стоя в седле колотит в ставни и выкрикивает наши имена..."

"Розенкранц! Гильденстерн!"

- Нас вызвали.
- Кто?
- Король.
- Да?
- Ну да. И мы едем и очень спешим, что бы не опоздать.
- Куда?
- Не знаю. Мы же ещё не приехали.

У меня одни голые эмоции. Вот просто одни эмоции, все - восхищенные и ни одной членораздельной.


23:22 

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

23:13

Если бы не выпускной...
Если бы не бордовое платье к этому выпускному...
Я бы, наверное, докрасилась вся.
Очень уж нравится это переливчато-изумрудный, удивительный цвет...
Боже, храни Ирландию!


09:42

Доброе утро, страна, доброе утро, Жизнь!
На часах - 9.37, ваша покорная слуга сидит, слушает Мелдис, готовится к Патрику и вообще.
Всаем хорошего дня!

Музыка: Meldis - Aililiu na Gamhna
Настроение: пространственное.
В довесок: я с зелеными волосами!

Помнится, одна из тех, вычитанных на сайте заповедей звучала так: познавай себя. В основном я сейчас почему-то исключительно перебираю прошлое, пытаясь разложить его по полочкам и перестать чувствовать себя виноватой.
Снится что-то полнометражно-пестрое и от того неприятное.
Мне кажется, что я упускаю что-то очень важное. Стала понимать, когда перечитала переписку за июнь месяц.

Все было иначе, и я была другая. Светлее, лучше.
"Я не хочу, что бы ты почернела."
Я и сама не хочу. Я только...
Я. Я. Мне нужно с кем-нибудь поговорить, поговорить долго, обстоятельно, раскладывая на полочки каждую ошибку и ситуацию. Расписать себя по строчкам, по буквам, штрихам.

Я не хочу больше темноты. Я не хочу больше черного цвета. Я соскучилась по тому солнцу, которое было раньше.
Я обещаю, я все исправлю.
Я больше не хочу черноты.

20:38

Болит голова. Нудно, безостановочно. Болит очень странно, почему-то вместе с глазами, из-за чего почти не могу смотреть вверх так, что бы не поднять головы. И все время сплю.

Я хотела сказать что-то необычайно-важное, но снова забыла.

Заместо - держите кусочек девятнадцатой главы.

Шенар остался позади, но Охотник почти не сбавлял темпа, пока не начал спотыкаться даже ко всему привычный Рыжий. Едущий следом племянник сосредоточенно смотрел прямо перед собой, как буд-то пытаясь что-то вспомнить. Охотник осадил коня, подождал, пока мальчишка с ним поравняется, и осторожно взял его за плечо.
- Ты порядке?
Тот полуутвердительно кивнул, аккуратно слез с седла, отошел к обочине... И согнулся пополам, прощаясь с ужином и изрядной порцией желчи. Выпрямился. Вытер лицо снегом. И от души выругался.
- Ого! - почти восхитился Охотник. - Тебе не рановато такие слова знать?
- Ты бы слышал, как отец костерит загонщиков, когда те на охоте упускают зайца, - хмуро буркнул мальчишка, залезая обратно в седло. - Уши бы завяли. Что там, черт побери, произошло, Алькасин?
... Строго говоря, племянник был младше охотника всего на восемь лет,но мальчишка упорно называл его на "вы" и "дядя". То что он сменил тон и обращение, обозначало крайнюю степень заинтересованности.
Мужчина усмехнулся.
- Это значит, что я оказался в самой большой заднице, которую мог себе представить. Теперь меня будут ловить уже всерьез. И все.
- Почему все-то?
- Потому, что раньше я был просто гайтским прихвостнем, который вырезал два баронских замка. скажу тебе по секрету, это не такой уж и кошмар... Чернь меня местами даже понимала. Со своей точки зрения, разумеется. А вот теперь... Теперь я - безжалостная тварь, собравшая наемную армию и дотла спалившая ни в чем не повинный город. Заблаговременно оставив в живых несколько человек, что бы рассказали другим.
- Но это же был не ты, - с поистине детской убежденностью возразил мальчишка.
- Людей, знающих меня в лицо, не так уж и много... А тот был действительно на меня похож. Очень похож...

А именно - о религии. Никаких выводов, просто взгляд со стороны.

Католичество и православие.
Костел и православная церковь.
Две ветви христианства.
Сравнила, когда ехала с воскресной мессы.

Костел. На входе принято вставать на одно колено (правое). Женщинам не обязательно покрывать голову, да и юбка не является обязательным условием. Месса - частично стоя, а частично - сидя на скамейках. Дважды или трижды (сейчас не вспомню), встать на колени. "Отче наш", само собой, но в почти дословном переводе с латыни

Православная церковь. Честное слово, ни разу не видела, что бы кто-то стоял на коленях. Хотя нет, вру. Пару раз видела. Но стояли всю службу. Головной убор для женщин - обязателен. В некоторые монастыри (к примеру, Нилова Пустынь на Селигере) не пускают в брюках, выдают на входе юбки. Отче наш - на церковно-славянском.

Две ветви одной религии. Почему такая разница?

Пы. Сы. Девятнадцатая глава. Строчу, как швея-мотористка. Безостановочно, в метро, автобусах и школьной столовой.

Шенар сгорел. было страшновато, но они выбрались

23:26

Неправда. Это все - неправда.
Ощущается в мире какая-то неправильность Во всем, что происходит вокруг.

В том, что когда слушаешь песни Скальда - словно садишься в машину времени и отматываешь время на четыре года назад.

В том, что археологи легко и легкомысленно говорят об останках - жмур. Они говорят - а я стою над раковиной, мою этот череп, бережно вытирая под тонкой струйкой теплой воды теменную кость, и осторожно вымываю грязь из провалов глазниц и носа. Жмур... Помилуйте, люди! Он же человек, он же человек, мать вашу! И мне все равно, когда он жил - вчера или девять сотен лет назад. Он человек. Он как мы был. Как я. Как вы. Он БЫЛ!

Я понимаю, что все это важно. Что нужно раскапывать кладбища на Ярославовом дворище в Новгороде, что нужно слой за слоем раскапывать эти усадьбы в Старой Руссе. Но, Боже мой, нельзя, нельзя оставлять так, как оставили там! Когда на дворище прямо поверх крышки от гроба лежит детская ключичка. Совсем маленькая... Нельзя равнодушно бросать "жмурки", рассказывая мне о том, как у границы северной усадьбы, под забором, нашли почти полностью истлевшие кости двух или трехгодовалого ребенка. Нельзя посмеиваться над этим черепом, который лежит в камералке, высыхая, поверх выдранных из Плейбоя листов....

Может, я чего-то не понимаю. Может, не нужно спорить до хрипоты, отстаивая военный поиск перед археологами и археологию перед поисковиками. Но не смейте, не смейте относиться так к мертвым, не смейте...

Иногда мне кажется, что своих героев жалею только я.

Они убивают их с какой-то безнадежной необходимостью, жестко выводя буквы на бумаге, продавливая этими буквами бумагу. Продавливая этими буквами чьи-то жизни.

Ютта де Апольда. Колдовская болезнь. Болезнь крови. Не вылечить уже - только подарить легкую смерть. Только за то, что она любила.

Пауль Гульди, ландскнехт. Когда-то невообразимо давно, тринадцать лет назад - наблюдатель Этиль Аллинар. Пуля из мушкета в живот, разворотившая доспехи и дошедшая до позвоночника. За то, что хотел защитить женщину.

Мих, наемник. Под ударом саврянской сабли, а может - под валом прорвавшей плотину воды. За то, что не предал.

Неужели только я? Раз за разом, щедрой рукой раздавая смерть другим, но спасая их? Снимая с креста Кая Арлекина, князя Легранского. Вытаскивая Энгери Асвирколь, ведьму по навету, с костра. Я не смогла избавить её от жутких шрамов, что оставил на руках магический голубоватый огонь. Не смогла заново заставить отрасти длинные рыжеватые волосы, и она навсегда осталась коротко стриженой... Но я же вытащила, вытащила её из этого проклятого пламени!

Дочитывая Жукова я плакала.

Пишу восемнадцатую главу. Костяк конца уже прорисовывается довольно отчетливо, как вывод - ежевечерний легкий мандраж: неужели наконец допишу, закончу?

Допишу, конечно же.

Город будет взят штурмом, я знаю. Будут колодцы, отравленые выпущенной из мертвых кровью. Я знаю, все это будет. Нужно только дописать - и уже успокоиться.

Сквозь золотые шпили Ватикана
С небес на землю молча зрил Господь...
Заря над вечным городом сияла,
На миг даруя смутным теням плоть.

Вставало солнце над усталым миром,
Исподтишка косилось на Творца...
Колокола на ратуше забили...
Тень слез застыла в ясности лица...

Надломленный с хрустально-пряным звоном
Осыпался в ладони Млечный Путь.
И новый день, послушно-верный Слову
Опять настал
Пробив
На вылет
Грудь....

(с) Энэс
Посвящается

Или немного о прочитанном.

Книга читается легко, на одном дыхании, не смотря на то, что текст крайне изобилует названиями и датами.
Иногда мне кажется, что я вижу их одновременно - Пауля Гульди, который неторопливо водит пером по бумаге, сидя у себя в кабинете, в Любеке и Клима, набирающего этот текст на ноуте.

Глупо как-то да?

Но книга мне нравится безумно.

Я бы сказала - до умопомрачения.

00:08

Все то, что я пишу... Это худшее наказание и высшая благость. Когда сидишь ночами и не можешь уснуть, и строки прыгают перед глазами, и... не знаю.

Нестись вместе с ними, привстав в стременах, через хлещущий подлесок, засыпая, чувствовать, как впиваются в ребра корни ели, ощутимые даже через теплый зимний плащ... Это... Это же такой свет, какого в мире нет больше, вот так писать - с ними, вровень, рядом, забывая, кто кого написал, кто кому сказку на ночь у камина рассказывал... Жить, быть, породниться навеки с этим миром и спешить вдогонку за ветром, что над этим миром...

И с тем -страшное мучение. Отложишь ручку - и начинает казаться, что чья-то рука цепко сгребла все нервы в тугой комок и сжимает в горсти, властно и больно вырывает из реальности, снова бросая туда. А ослушаешься - и возникает непреодолимый ужас в груди, мол, не успеваю, теряю, Дорогу из-под ног выбили! Верните!

И тогда на ЕГЭ хватаешь черновик и снова начинаешь писать - если не часть сюжета, так песню, которую боцман споет Мелиссе на корабле, потом, через четыре месяца после того, что описываешь сейчас.

Я не пишу их. Это они, смешливые, яростные, окаянные, набросили мне на шею самое сладостное ярмо - писать об их жизни...

Я - рабыня своей книги...

Я пять лет не видела снегирей. Если не больше. А тут вот - около окна летают, наглые, краснопузые, трескают семечки за обе щеки.

Тепло-тепло, и так жить хочется...
Люблю смотреть на спящих.
Люблю кофе с молоком.
Плачу под лекции Ильи Черта.
Господи-Господи, расскажи.

Высадилась из автобуса на Анино, поехала к пересадке на кольцо. На часах - должно быть, без пятнадцати полдень... Серая ветка, снизу.... Посмотрела на часы, вздрогнув, услышала, какая станция следующая. Нагорная, двенадцать дня ровно.

Прошлое едко постучалось в дверь серо-стальной ребристой колоннадой станции.

Я забыла все, что связывало меня с этими людьми. Забыла, и, грешна - со злости возненавидела.

Но я всю жизнь буду страстно, до слез любить этот парк, эти крутые склоны оврага, жухлую листву и широкий бурливый ручей. Сам парк. Ничего личного. Их там больше никогда не будет, теперь этот парк - мой...

Все хорошо-хорошо.

И - по большому секрету - у тебя так здорово пахнут волосы....

23:18

Вынырнем из подземки ненадолго...

На дворе - десятое марта, на улице по утрам ещё довольно холодно, иногда даже чуть ниже нуля, но не на столько, что бы отменить пешие прогулки, и я прокладываю первый за этот год маршрут - от Беларусской-кольцевой до Пушкинской, как и в прошлом году.

Днем солнце жарит невыносимо, любопытно облизывает черные полоски меха на рукавах расстегнутого пальто. На улице, похоже, полных плюс десять - а может, это мне кажется, потому как солнечно. В Козихинском тень и прохлада, на большой Бронной люди щурятся, отвыкнув от солнца, и в Макдаке выносят подносы на улицу, к открытой верандочке под квадратным тентом.

На улице пахнет талым снегом, мокрой землей, отчего-то - немножко гарью, а по утрам небо полосатое: полоска голубизны, полоска облаков, полоска голубизны...

Я не знаю, когда на Тверской включат фонтан. Знаю только, что когда это случится - до экзамена останется совсем чуть-чуть)

Такая шкатулка есть у каждого из нас. Я успела забыть о ней напрочь, прежде чем нашла.

Квадратная деревянная шкатулка. А в ней осколочки моего прошлого. Две ржавые гильзы, пластиковый ослик с ноготь размером, маленький латунный единорог, голубиное перо, фотография три на четыре - самая первая на паспорт, обглоданные морем стеклышки, выплавленный из пуль свинец, ракушки с Чероного моря, камушки с пляжа, гильзочки из пулевого тира, стеклянный шарик, антрацитово-черные бусины - не упомнить, откуда...

Наверное, если дома будет пожар, я первыми кинусь спасать книги и вот эту шкатулку.
Дороже разве что только реконструкторское барахло в шкафу)

23:09

Идейки, в общем есть. Куда в мое смурное время без идеек)

Пройдемся по сравнительным оборотом.

Когда вокруг чернота - светить легко. Когда вокруг ночь - легко вести за собой людей, легко греть их и оберегать. Потому, что им этого-то и не хватает. Что-то на манер сердца Данко, если кто читал старуху Изергиль. Вот и было мне хорошо, пока я была среди этих... прости Господи, ублюдков. Они ко мне тянулись, им темно было. Вот я и упивалась ощущением того, что можно кому-то дорогу указать.

А сейчас.. .Свеча днем не нужна. Вернее, она меркнет на фоне солнца. Дорогу видно и без меня. Хотя дело наверное просто в том, что я пока ничего больше кроме этого и не умею. Или просто не вижу вариантов, что куда более вероятно. Потому и пытаюсь как можно чаще смотреть по сторонам)

Так меньше места занимает)

00:50

Все - рублено, не правильно, НЕ ТО! Говорят - писатель должен нелюбить свои произведения, смотреть на них критически. На писателя я пока не претендую, но - не нравится, не то, неправильно! Как знакомо - то, что проносится перед глазами куда красочней вылившихся на бумагу ломких предложений. Я по этому почти забросила рисовать.

Не то, не то, не то!

И потому - сидеть, сидеть до умопомрачения, править, вырывать целые куски и заменять их новыми, слать тебе на оценку и снова править.

Пока я не пойму, что ты - да и другие - увидели за текстом то же, что видела и я.

23:25

Странно все, зыбко. Междумирье... В такие минуты нужно как можно внимательнее смотреть по сторонам.

Отпусти его князь, ты же видишь - он смерти боится
Он так мало прожил, он не должен был воином стать

Оно - мое воображение - таково, что позволяет помнить все это и переживать. Переживать каждую битву, каждую рану, каждую песню и каждый крик. Смерти или рождения. Боли или счастья.

Сердце рвалось напополам,
Изошло от невидных слез.
И на счастье она сплела
Амулет из своих волос.

А вот это - уже на собственном опыте, реальном, "мирском". Как сопротивляется даже тонкая прядь - но все-таки уступает ножу, и - не амулет, тонкая косица - лежит в ладони, а в душе такой излом звериной радости, что хочется зарычать и расхохотаться.

Сколько лет прошло, Боги, сколько же лет прошло. Власть! Власть в руках держала, по прядям-нитям на пальцы навязала, и ВЛАДЕЛА. Княжна была. Княгиня над всеми.

А потом все сквозь те пальцы и утекло, водой проточной, капелью. И русло у жизни стало - спокойное. Да вот только захлебнуться можно в том русле куда быстрей чем на порогах.

Глупо? Да, знаю. Это все сказки, сказки наружу просятся.

- Жили мы, не считая веков, на земле нам Девой данной.
Было слово её закон, Данамэби, Маэбдах Дана.

Будет вам сказка, непутевые... Будет вам сказка.

В колонках: Барда - Баллада о Скоятаэле
Настроение: Междумирье, куда от него деваться...