Холмс с Маури переезжали сегодня в Химки. В сумме 12 часов проведено за делами.
И вот помню - сидим на пустой кухне, уже вынесен холодильник, все разложено по сумкам, ждем Тверда... И все вокруг уже пустое, мертвое. Неживое. Люди приехали и привезли жизнь - а теперь уезжали и забирали жизнь с собой, выдирали ее из стен с мясом, оставляя только ороговелые бумажные обрывки.
Что-то снова ушло из жизни.
А в электричке, на последнем перегоне, в вагоне играл флейтист. Высокий, со светлыми, чуть круглыми глазами, русой бородой, весь какой-то статный, легкий в черном своем длинном пальто, в черных перчатках без пальцев, порхающий по клапанам флейты, такой какой-то не от мира сего, потрясающий непередаваемо, как небесное творение.
Давно таких не видела.
А луна на небе была ярко-желтая, большая, круглая, как десятирублевая монета, тоже очень настоящая. Теперь вот читаю про Луну Семян, и вспоминаю, вспоминаю их все - красную над Мясным Бором, белую над Черным морем, тонкой полоской месяца - над корпусами Ламишино.
Живое и мертвое рука об руку, навечно.
А звали флейтиста - Август.